Воспоминания о Красногорском районе Брянщины нашей землячки – учёного-филолога Екатерины Гарбузовой

Дорогие читатели! А это воспоминания Екатерины Петровны Гарбузовой о её далёкой юности, которая прошла в нашем Красногорском районе.Они передают и дух той эпохи, и личность самого автора.

Маленькая крепость

В анкетах я писала, что происхождением «из середняков». У родителей были лошадь, корова, усадьба крепкая обнесена бревенчатым забором, как маленькая крепость. В особицу жили. Они были пришлые, с Украины. Так тогда многие строили усадьбы в тех местах. В нашей деревне большая концентрация разных языков и наречий. А почему нашу семью не раскулачили – лошадь в колхоз отец сам отдал, – я не знаю. Обошлось. Голод тридцатых годов помню…
Два пожара наша семья пережила. Родители считали, что это были поджоги, хотя, вроде, и не было у них явных врагов.
Отец и мать были людьми скромными, честными, работящими. Отец летом работал в колхозе, в полеводстве, а на зиму ему давали справку (паспортов у крестьян не было), и он подрабатывал отходничеством. Работал по вербовке в Чите, на строительстве московского метро, даже получил значок ударника. В основном на эти деньги мы и жили.

Война

Среднюю школу в Красной Горе я закончила 18 июня 1941 года, и тут война. 25 месяцев мы находились на оккупированной территории, и потом многие годы должны были писать во всех анкетах об этом. Между прочим, из Красной Горы даже призывники в 1941-м в армию не попали, слишком быстро немцы к нам пришли.
Партизан в районе не было, потому что не было большого леса. Они заходили к нам из других мест. Старосту убили и в лодке с запиской отправили вниз по реке.
Красную Гору освободили от немцев 27 сентября (Прим. ред.: 28 сентября)1943 года. До этого первой волной у нас прошли непонятные люди в советской военной форме. Пили, гуляли, кур да последних поросят ловили. На лавке, у дома напротив, помню, пьяный парень в грязной форме играл на гармошке и плакал. Власовцы.
С первого взгляда ясно – потерянные были люди. Как пришли, так и исчезли, будто водой смыло. Зато потом в нашу деревню зашли немцы в черной форме, очень аккуратные. Нас, детей и подростков, взрослые попрятали в ямах и засыпали хворостом. Из укрытия мы видели, как немцы из огнемётов жгли всё вокруг: дома, деревья, корову, видела, сожгли. Наша деревня была немаленькая – 350 домов, а осталось после немцев хорошо, если треть.

В 19 лет

Осень сорок третьего. Почти всё порушено, сожжено, мужчин угнали немцы, бабы с детьми рыли землянки, чтоб хоть где-то зиму пережить. И тут распоряжение районной власти: открыть школу и учить детей. Но где? Кому? Как? Учителей не хватало, нашли только восемь человек, вот и мне предложили через райком комсомола, девятнадцатилетней. Решили, что будем собирать детей в крестьянских избах, тех немногих, что уцелели. Хозяйки пяти домов вошли в положение. Собрали всего около ста детей. В седьмом классе, как помню, 17 человек. А выглядело ученье так: учитель – на лавке, коптилка в банке из-под консервов чадит, ребятишки – кто где устроился, и тут же теленок мычит в углу, хозяйка с ухватом у печи. Тогда почти все дети очень учиться хотели. Это было чудо – школа! – после всех ужасов, которые мы пережили.
И тут учительница начальных классов, которую назначили директором, отказалась от должности. Тогда и предложили меня. Я боевая была, по характеру очень общительная, но молодая. Знала и умела тогда совсем немного. Так и началась, по Горькому, вторая глава моей жизни – «В людях».

Заём

Что было тяжко – урожай 194З года убрать из-за боёв почти не было возможности. Все голодали. Зимой ходили копать на полях забытую мерзлую картошку и делали из неё оладьи «тошнотики». Масло считалось драгоценностью – льняное или конопляное, оно было зелёного цвета. До сих пор помню его запах. Если в райцентре всё же давали талоны служащим, то в деревне ничего не было – кто смог, тот и выжил. Левая часть Палужской Рудни за рекой была выжжена полностью. В землянках, в ямах бабы с детьми жили. Мужиков, не считая стариков, в зиму 44-го года в деревне вообще не осталось. Но вот вернулся, наконец, первый фронтовик, без руки, Максименко. И его сразу сделали председателем колхоза. Кстати, толковый человек оказался.
В мои обязанности, помимо многих других, входила и подписка на заем. С одной стороны – какие в сожженной деревне деньги? А с другой – начальство даёт команду, надо идти. И вот картинка. Снег выпал, землянка, где вместо двери – тряпка, очаг, на нарах – двое немытых пацанят трёх и пяти лет. А хозяйка, Настя Севрюк, знает, зачем мы пришли и не кричит, не гонит, хотя ей бы и покричать – две недели назад на мужа похоронку принесли. Ничего у них нет, только тощий петух в углу под нарами спрятался. «А знаешь, – говорит она задумчиво, – в воскресенье я на рынок в Красную Гору схожу (а это, к слову, 16 км в два конца) и если петуха продам, то пять рублей внесу».

Вот такие были люди! Какие характеры!

(Продолжение следует)

Опубликовано в журнале «Точка!», № 2, 2013 год.

Фото с сайта www.puteshestvie32.ru