Уроженец брянской Красногорщины: « Я счастлив, что судьба дала мне таких братьев»
Что знаем мы про братьев, про друзей….
Е. Евтушенко.
10 апреля в России и мире в 15-й раз отметили День братьев и сестер. Семья — основа нашего существования. С взаимоотношений в семье, начиная от самых младших ее представителей, берет начало мир и гармония в обществе. Связь братьев сестер зарождается в раннем детстве и проходит через всю жизнь.
***
Название моих воспоминаний полностью отражает моё отношение к старшим братьям. Причём, они были старше настолько, что в раннем детстве это довольно ощутимо. Так, Фёдор был старше меня на 11 лет, средний – Александр – на 9 лет. Я как-то обратил внимание на годы рождения родителей и нас – их сыновей. И увидел, что вырисовывается некая символическая картинка.
Отец — Яков Григорьевич — родился в 1914 году (год начала Первой мировой войны); мама — Лидия Степановна — в 1917 году (год Великой Октябрьской социалистической революции); Фёдор в 1939 году (2 августа – за месяц до начала Второй мировой войны); Александр в 1941 году (25 мая – почти за месяц до начала Великой Отечественной войны); Леонид в 1950 году – это год середины XX века. Мой год рождения не отмечен какими-то катаклизмами и был достаточно мирным и спокойным для нашей страны, да и мира в целом.
На всю жизнь благодарен своим старшим братьям за очень многое, что они для меня сделали, чему научили. Да и самим фактом своей жизни они представляли для меня опору и защиту, как в детстве, так и в дальнейшем. Но есть один особый случай в раннем детстве, о котором я подробно узнал от мамы уже в подростковом возрасте. О нём до сих пор не знает – не помнит практически никто. Сегодня я решил поделиться, так как он имеет прямое отношение к братьям в моем далёком детстве. Суть такова. Примерно в возрасте 5-6 лет, когда я играл в доме (в хате, как тогда мы говорили) у соседей Яковцовых, кто-то подошел к окну, закрыл его собой и что-то, видимо, резко сказал или крикнул так громко, что я от неожиданности испугался и с тех пор стал немного заикаться. Родители очень переживали и просто не знали, что делать со мной, как помочь избавиться от этого заболевания.
На наше счастье, в том году приехал в гости дальний родственник дядя Иван (больше ничего о нем не помню), который работал где-то врачом (о его специализации не знаю). И он дал маме простой совет: организовать мою дальнейшую жизнь так, чтобы ни в коем случае я не был напуган повторно. Это могло привести к необратимому процессу. Посоветовал, чтобы я обязательно учил наизусть стихи, пел песни. И сделать это надо было до того, как пойду в школу. Там могли бы начать дразнить, что только усугубило бы мою проблему с речью. Помню, что пели мы с мамой (жаль, не помню, что), а вот стихи мне читали и помогали заучивать братья. Конечно, не помню, какие стихи, но, скорее всего, это было на уровне: «Наша Таня громко плачет…». С тех пор и стихи читаю, и знаю кое-что наизусть, и петь люблю, особенно в хорошей компании и в хорошем настроении!
И в продолжение к этой теме. Когда я играл на улице, братья, чтобы позвать меня домой, никогда не окликали сзади, а забегали вперед, чтобы я их видел, а не то мог бы опять испугаться. Это строго по совету-рекомендации дяди Вани. Я все это хорошо помню, но тогда не придавал значения, почему они поступают именно так.
Ещё не став учеником 1 класса, я на утренниках в школе читал стихи под пристальным вниманием мамы. Как только я начинал торопиться, и было опасение, что могу заикнуться, мама подавала мне потаенный знак. Например, поправляла платок или волосы, что означало: «Спокойно, не торопись!».
В результате, когда примерно через год или более тот самый дядя Иван опять появился у нас в гостях и спросил у меня, как дела, то я так чётко, быстро и правильно всё ему «отчеканил» в ответ, что он обнял маму со словами: «Лида, молодец, всё правильно сделала, исправила парня!». Я всю жизнь благодарен маме ещё и за это. Да и тому дяде Ване, конечно. В том, что я сейчас пишу, получается больше «о себе любимом», но меня извиняет то, что всё это в контексте воспоминаний о братьях моих дорогих! Конечно, главную роль здесь сыграла мама, но и вклад братьев не могу игнорировать. С тех пор никогда сам не передразниваю тех, кто заикается, и не люблю, когда это делают другие.
По самой обычной житейской логике сейчас я должен вспомнить какие-то воспитательные моменты со стороны старших братьев. Будучи преподавателем, хорошо понимаю и с теоретической, и с практической точки зрения, что воспитание не сводится к нравоучению, к так называемому морализаторству. Иногда четко расставить акценты в той или иной жизненно-нравственной ситуации, значит сделать для воспитания больше, чем провести беседу, а тем более устроить «разнос», пусть даже и заслуженный.
Такой пример у меня есть, и я им готов поделиться. Он связан со старшим братом Фёдором. Мне было примерно лет 6-7, а Федору, соответственно – 17-18. Мы жили в Даниловке, а наш троюродный брат Леонид Гончаренко – в п. Новая Москва. Как-то на велосипеде мы поехали к нему в гости (я на раме впереди брата). Пока они о чём-то разговаривали, я что-то делал, с чем-то играл и, увидев на подоконнике ручные часы, взял их себе и положил в карман. Примерно на половине обратного пути я не удержался и похвастался часами. И произошёл между братьями такой диалог:
— Откуда они у тебя? — У Лёни взял на подоконнике. — А ты у него спросил? — Нет, просто взял. — Ты понимаешь, что если что-то у кого-то взял без спросу, значит, украл?
Я был обескуражен таким поворотом дела и молчал. Федор развернул велосипед, чтобы ехать обратно. На мой вопрос, зачем мы это делаем, он ответил: «Чтобы вернуть часы». Я смутно стал чувствовать какую-то неловкость и, подъезжая к дому, сказал: «Федя, а ты их сам отнеси». – «Почему я? Ты их взял, ты и относи», — ответил он.
— А что я Лёне скажу?
— Не знаю, что хочешь.
Тут мне совсем стало худо, видимо, проснулось и зашевелилось чувство стыда. Полезное чувство, могу на восьмом десятке лет констатировать!
Короткий путь от калитки до дверей в сени, а потом в дом я шел как на Голгофу, лихорадочно думая, что говорить. Это я сейчас знаю про Голгофу, а тогда еще не знал, не мог знать, но предчувствовал что-то ужасное. Ан, нет – обошлось! Лёня, увидев меня, с удивлением спросил, почему я вернулся. Я что-то стал бормотать, что вот как-то нечаянно (ага, конечно, нечаянно, еще как «чаянно»!) часы оказались у меня в кармане… «Ладно, положи их на подоконник», – сказал тот. И все! С каким облегчением на душе не шел, а бежал я до калитки и через калитку к Феде! Позже я узнал, что часы были сломанные. Брат это знал, но преподал мне урок на всю оставшуюся жизнь.
Не факт, что без этого урока я стал бы клептоманом (клептомания — болезненное влечение к совершению краж), но после этого случая усвоил главное: если взял что-то чужое без спросу, значит, — украл. Известный педагог Януш Корчак говорил: «Ребенок имеет право солгать, выманить, вынудить, украсть. Ребенок не имеет права лгать, выманивать, вынуждать, красть». Вряд ли мой брат знал эту мысль, но поступил правильно – вместо того, чтобы отругать, объяснил, что к чему. Интересно, что уже в очень взрослом возрасте, когда я рассказал Феде об этом случае, выяснилось, что он его не помнит! Ну, и ладно, главное, что я запомнил на всю жизнь. Есть и другие примеры, но пока хватит и этого – он самый яркий, потому так и врезался в память.
Кстати, еще о часах. Теперь в связи с братом Александром. Сюжет совсем другой, явно позитивный. Свои первые наручные часы у меня появились благодаря ему. Не помню, по какому поводу, но он снял свои часы и подарил мне, школьнику 9 или 10 класса. Я очень гордился часами самими по себе, а особенно тем, что это подарок брата. Не помню марку часов, но разве это важно? Важен сам факт.
Приведу ещё один пример воспитательного воздействия уже со стороны Александра. Это было в моём подростковом, а то и в близком к юношескому возрасте. Как-то я хвастовато (претендую на авторство этого слова — только что придумал!) при нем или даже вообще в разговоре с ним, сказал, что я уже настолько начитан, что со мной можно говорить о многом, в том числе и о политике. Поясняю. Для меня в то время что-то знать и говорить о политике означало знать имена каких-то политических деятелей, как наших советских, так и отчасти зарубежных.
Замечу, что тогда в Даниловке еще не было проведено электричество, а значит, не было телевизора, поэтому информацию я мог получать только из газет и радио. Конечно, уже и такое знание говорило о некотором моем интересе и было небесполезным, но говорить, что это было знание о политике – явный перебор с моей стороны! Как раз на это мне и указал Александр: «Не хвались! Что ты можешь знать о политике, а тем более понимать в ней? Этому надо учиться, а знать фамилии политиков, это еще далеко не есть знание политики». Сказал негрубо, но достаточно резко, чем быстро поставил меня на место. Хорошо, что это было сказано не на людях, а в приватном разговоре (слова этого я тогда еще не знал, это сейчас «умничаю»!). Из этого замечания я тоже вынес урок: не заносись, не будь самонадеянным, не говори о том, в чем не разбираешься, не выдавай свои «куцые» зачатки знаний за знания действительные!
Интереса ради, могу привести пример и как бы «негативного» влияния братьев. Я с детства любил читать. И обрадовался, когда кто-то из них принес мне книгу фантастики или что-то околоисторическое о каких-то птеродактилях или динозаврах. Я с мучительным трудом дочитал ее до конца, но это потом надолго отбило у меня охоту к чтению фантастической литературы. Позже, лет в 18-19 и больше, в порядке самообразования и самоокультуривания я прочитал книги И. Ефремова, А. Беляева, А. Толстого. Потом, естественно, были прочитаны книги Р. Брэдбери, А. Кларка, С. Лема, Р. Шекли и др. И все равно до сих пор фантастика — не мой жанр.
Правда, есть и другой пример относительно книг. Федор, который тогда уже жил на Сахалине, в какой-то компании услышал и, будучи в отпуске, сказал мне, что в последнее время стал очень популярен Александр Блок. Этого было достаточно, чтобы я срочно взялся за Блока! Как важно вовремя получить подсказку, что хорошо бы обратить внимание на такого-то автора.
И взрослому мне Федя продолжал дарить книги, полагая, что они мне могут пригодиться в работе. Например, им подарена книга Д.Д. Фрэзэра «Золотая ветвь: Исследование магии и религии», «Словарь иностранных слов» 1950-х лет издания (где-то увидел, возможно, в «Букинисте» и купил). Благодаря подаренным им книгам я своевременно прочитал «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» И. Ильфа и Е. Петрова. Кстати, именно Федя сделал первую этажерку для книг, потом делал стеллажи, которые укрупнялись по мере расширения библиотеки. Последняя книга, которую он мне подарил, – «Дело Тухачевского» В.М. Александрова. 6 февраля 1991 года он купил ее в Макарове (на Сахалине) и летом того же года привез в Астрахань. Это был его последний приезд.
Краткие биографические данные о старших братьях
Федор окончил 10 классов в Красной Горе, потом какие-то курсы бухгалтеров в Гомеле. После их окончания вскоре ушел в армию на три года, дослужился до старшего сержанта. После возвращения из армии поехал на Сахалин. Там тогда жили два дяди по маминой линии и тетя (еще одна тетя приехала позже). Они и прислали ему вызов (в те годы на Сахалин можно было приезжать только по вызову). Дядья уехали на Сахалин в начале 1950-х годов, потом они забрали туда свою маму, нашу бабушку, и сестер. Некоторое время Федор поработал бухгалтером в какой-то организации, но работа эта не пришлась ему по душе, и он устроился на работу в целлюлозно-бумажный комбинат. Там и проработал всю оставшуюся жизнь до пенсии. А уезжал, помнится, на несколько лет, полагая, что немного там поработает и вернется на материк, если что-то не понравится. Но получилось по русской поговорке: «Человек предполагает, а Бог располагает». Он прожил там в г. Макарове до конца дней своих.
Во время службы в Хабаровске я пару раз летал на Сахалин. Был на этом ЦБК, Федя показал мне весь процесс изготовления бумаги. От необработанных чурбаков на улице до огромных рулонов бумаги в конце процесса. Там же, на Сахалине, я встречал 1979 год. Вышел на дембель в конце декабря 1978 года, но не смог взять билет на самолет «Хабаровск-Москва» и полетел в г. Южно-Сахалинск, а оттуда на поезде в г. Макаров.
Александр окончил 8 классов в Ширках, дальше учиться не стал, а пошел работать помощником комбайнера (хотя в начальной школе показывал хорошие успехи в учебе, но в 5-8 классе интерес к учебе у него несколько ослаб). По линии ДОСААФ выучился на шофера, и эта специальность стала его профессией. Служил три года в армии, после окончания службы уехал в Ворошиловград, где работал шофером, сварщиком. Вернувшись в Красную Гору, поработал шофером на молокозаводе, потом в районной больнице и в пожарной части, откуда и ушел на пенсию. У Александра и его жены Людмилы родились две дочери, два внука и внучка. Старший внук Евгений сейчас работает в районной пожарной части. Жаль, не дожил дедушка, а то гордился бы внуком.
Эта фотография сделана 5 сентября 2004 года. Она мне дорога, несмотря на качество, оставляющее желать лучшего! В 2004 году я летал в гости к Федору. Это была наша последняя встреча. Прилетел на Сахалин 19 августа, в день Яблочного Спаса. Привез ему десяток яблок из нашего сада в Даниловке. К тому времени он не был на малой родине с 1991 года, и надо было видеть, с каким особым чувством он взял эти яблоки. В начале сентября я вернулся, и вот мы сидим с Александром возле его дома, общаемся.
Теперь можно коротко сказать, чему научили меня братья. Попытаюсь примерно разделить, кто чему учил. Но сначала о том, что связано с ними обоими. Важный момент – обучение плаванию. Об этом я как-то писал в стихотворении. Вот строфа из него:
Тебя ж, моя Беседь, я вижу во сне,
Как плавать учился на тихой волне,
Как братья держали меня на руках,
…Как будто вчера было все на Песках.
Играть в шахматы научил Федор, в волейбол играть учили оба в процессе совместной игры, ходить на лыжах (именно ходить, а не с горки кататься) – тоже оба, но по большей части Федор. Помнится, как я, идя широким классическим шагом по снежному полю в сторону села Перелазы и обратно, представлял себя на соревнованиях: делал ускорения, рывки. И пригодилось! На районных соревнованиях в 8-м классе занял 2-е место. Горжусь этой грамотой за спорт. Других много, а эта спортивная – одна!
Так получалось по жизни, что Федор, как уехал на Сахалин, то приезжал в отпуск на месяц-два, но раз в 2-3 года. А с Александром в мои молодые годы, да и взрослея, я общался чаще и больше. Вот как раз он и учил меня стрелять из ружья и ловить рыбу. И на удочку, и на спиннинг, и неретом, и бреднем, и большим подсаком (кажется, так называлась это средство ловли). Правда, ни рыбака, ни охотника из меня не получилось. Даже, живя много лет в Астрахани, рыбалкой, по большому счету, так и не увлекся. Конечно, ловлю иногда воблу, судака, даже сазана, но нечасто и без особого азарта. Про охоту и говорить нечего. Это не мое.
Два примера об охоте и рыбалке с Александром. Как-то лунной ночью зимой мы с ним на лыжах без палок, чтобы меньше шуму издавать, пошли охотиться на зайцев, которые повадились прибегать к стогам сена. Это было в Даниловке. Я в качестве «загонщика», брат с ружьем. За один ночной выход однажды добыли двух или трех зайчишек.
И о немного странной рыбалке тоже тепло и весело вспоминается. В урочище «Гаристы» недалеко от п. Даниловка был карьер, где брали торф для удобрения. Так вот, там водились, кроме щуки, карася, линя, и вьюны. Вода уходила – высыхала, вьюны оставались. Мы приходили туда с ведрами и лопатами. Увидев в грязи дырочку, орудовали лопатой и доставали вьюнов. Вот такая оригинальная была рыбалка!
Да, вспомнил, какую интересную рыбалку устроил мне Федор на Сахалине, когда я был у него первый раз в ноябре 1977 года. В неглубокой, но быстрой речке, стоя посередине в болотных сапогах с рюкзаком за плечами (чтобы на берег рыбу не относить), ловили два вида рыбы — «мальма» и «кунжа». Ловили на красную икру, которая находилась в небольшом мешочке. Увлекательное и азартное было времяпровождение! Тем более, что это было несколько дней отпуска во время службы, что особенно ценно.
Кстати, Александр как-то тоже летал на Сахалин с Н.В. Запецким. Федор им показал суровую красоту острова и снабдил их красной икрой (купили у рыбаков).
…А вот на машине ездить братья меня так и не научили. Но не потому, что не хотели, а по той простой причине, что я никогда этого сам не хотел и до сих пор не хочу. Не знаю почему, но не хотел, не хочу – и все!
Остается добавить, что отец тоже меня учил не только уму-разуму, как говорится, но и чему-то полезному, чего не может не уметь деревенский мальчишка. Так, отец научил меня играть в шашки и играл со мной по-серьёзному, без поддавков (это косвенно можно отнести к обучению «уму-разуму»). А еще научил косить траву (эх, как здорово мы по старшинству шли вчетвером по лугу!), запрягать лошадь, пахать, боронить, строгать доски. Строитель, правда, из меня никакой, а вот старшие братья умели плотничать очень даже прилично. Пилить и колоть дрова – наука нехитрая, но все равно требует сноровки, вот мне и подсказывали и отец, и братья. Подсказывали по принципу: «Делай, как я!».
…Еще не могу не вспомнить две ситуации. У Феди были друзья в Белоруссии (они познакомились на Сахалине), к которым мы как-то ездили летом. Они были родом из посёлка Боровуха, что недалеко от Новополоцка. Ехали мы в эту Боровуху на автобусе через лес. И нас до глубины души впечатлила такая картина — по обеим сторонам дороги и дальше, сколько глаз схватывал расстояние, стояли обелиски на могилах. Вот тогда я впервые так остро прочувствовал скорбь, горечь, суровую и трагическую правду слов из известной песни Т. Хренникова на слова М. Матусовского:
«Каждый четвёртый на небе сокол,
Каждый четвёртый сбит на лету».
Я знал к тому времени, что во время Великой Отечественной войны погиб каждый четвертый житель Белоруссии, но это было какое-то отстраненное знание, а эти обелиски стали такой наглядной картиной, что до сих пор помню их как яркую естественную «иллюстрацию» к песне, которую очень задушевно исполнял ансамбль «Песняры».
Другая памятная для меня ситуация связана с братом Сашей. Когда я поступил в университет и собирался ехать в Москву, выяснилось, что у меня есть неплохой светлый пиджак, а темного приличного не было. Тогда брат отдал свой пиджак, который оказался мне в самый раз. И с его, и с моей стороны это было так естественно, просто, в общем, по-братски, что, казалось бы, ничего особенного здесь нет. Просто старший брат вовремя помог младшему. Но эта ситуация, как оказалось, не такая уж и простая и не исключительная для нашей семьи в широком смысле. Вот что я имею в виду.
Я вспомнил об этом в марте 2013 года после смерти брата. Многое вспоминал в те печальные, горестные дни, и вдруг всплыла эта ситуация в связи с другой, аналогичной, о которой мне рассказывал отец. Младший брат отца Иван окончил учительский институт, вернулся к матери в п. Даниловка, и его распределили в какое-то село в школу в нашем районе. Жили тогда не очень богато, да и купить вещь было не так-то просто, и оказалось, что у учителя нет костюма, не в чем войти в класс. Несолидно как-то, мягко говоря. Тогда мой отец отдал ему свой костюм. Таким образом, поступок моего брата спустя многие годы приобрел для меня какой-то другой смысл, более глубокий, чем просто дарение пиджака. Получилась какая-то ситуативно-символическая связь поколений.
И еще несколько штрихов. Так случилось, что судьба раскидала нас по матушке России. Впрочем, это относится только к Федору и ко мне. Учитывая наши очень близкие, истинно братские отношения всех троих, можно предположить, как хорошо бы мы общались, если бы во взрослые годы жили ближе географически. Духовно-то мы были близки всегда, независимо от расстояний. Я, к примеру, никогда не задавал себе вопрос, кого из братьев люблю больше. Были периоды, когда я был чуть ближе то с одним, то с другим, но никогда такого не было, чтобы мы с кем-то вдвоем «дружили» против третьего. Никогда не ссорились, хотя могли высказать несогласие, но в корректной форме.
Мои братья были честными, порядочными, трудолюбивыми, добрыми, отзывчивыми. Федора отличало то, что он обладал такой чертой характера и поведения, как «единство слова и дела». Если уж давал слово, то обязательно выполнял. Признавался, что друзья и знакомые этим пользовались, прямо-таки «вымогая»: «Федор Яковлевич, дай слово!». Он это понимал, но все равно не мог поступить по-другому. Нам с Сашей это не свойственно в такой мере, хотя это не значит, что мы легко могли бросать слова на ветер.
Подготавливая эти заметки, так много вспомнил, что как будто духовно пообщался с братьями. А сколько еще осталось несказанного… Хороший праздник! Надеюсь, что 10 апреля многие из моих земляков еще раз вспомнили своих братьев и сестер. И улыбнулись, и погрустили, а то и слезу уронили. И все это здорово, ведь есть хорошее высказывание: «Те, кого мы любим, живут!».
Живут в наших сердцах, в нашей памяти, пока живы мы сами….
