Уроженец брянской Красногорщины вспоминает о своих родных и земляках
Оставили след в наших сердцах
Послевкусие (фр.Persistance)
Послевкусие — вкус или ароматы, которые задерживаются (на нёбе)
во рту.
. Длительность послевкусия измеряется в каудалях
(1 каудаль = 1 секунда).
Вот уже несколько недель прошло после Радоницы. Но у меня до сих пор осталось определенное эмоциональное послевкусие. В данном случае, точнее будет сказать, что оно — неоднозначно определенное: это своеобразный противоречивый синтез и радостного, и грустного. Как видим, длительность этого послевкусия измеряется отнюдь не каудалями (секундами), а это значит, что традиция посещения кладбища в день поминовения умерших родных, близких и друзей представляет собой важную духовную ценность для каждого из нас. Нет, не зря Пушкин писал о любви к отеческим гробам:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
В этот день эта любовь проявляется особенно явно и остро.
То, что мы переживаем в такой ситуации можно попытаться объяснить словом «катарсис» (греч. katharsis – «очищение»). Это понятие, которым широко и активно пользовался Аристотель и другие мыслители античности, характеризует эстетическое воздействие искусства на человека. Так, пифагорейцы разработали теорию очищения души от вредных страстей (гнева, вожделения, страха, ревности и т.п.) путем воздействия на нее специально подобранной музыкой. Существовала легенда, что Пифагору удавалось с помощью музыки «очищать» людей не только от душевных, но и от телесных недугов.
Греки употребляли это слово многозначно: в религиозном, этическом, эстетическом, физиологическом и медицинском значении. Более того, в обширной литературе, посвященной катарсису, нет единого мнения о его сущности. Скорее всего, катарсис включает в себя как физиологический (облегчение после большого напряжения чувств), так и этический (облагораживание чувств человека) моменты, синтезированные в эстетическом переживании. Можно говорить и о социальном моменте, учитывая, что, например, Лессинг связывал катарсис с возбуждением страстей, ведущих к повышению социальной активности человека.
Свое понимание катарсиса было в философии и эстетике Возрождения и Нового времени. Одни понимали катарсис как очищение страстей от их крайностей и чрезмерностей, другие – как очищение от страстей до полного их устранения. Гёте понимал катарсис как процесс восстановления разрушенной гармонии духовного мира человека с помощью искусства. У Фрейда этот термин обозначает один из методов психотерапии.
О значении/механизме катарсиса, видимо, можно сказать и проще. Это как бы «сшибка» противоположных чувств, эмоций, в результате которой и происходит просветление, очищение и понимание того, что до этого не всегда удавалось уяснить для себя самого.
Так вот, стоя перед могилами близких людей, особенно родителей и друзей, возможно и такое эмоционально-нравственное состояние, которое выражается словами В. Жуковского:
О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были.
Невольно в уме порой происходит пересмотр, переоценка своего поведения по отношению к ним. Неудобно, а то и стыдно, что когда-то не сделал того, что мог и должен был сделать — там слово не сдержал, там не помог, там вольно или невольно обидел и не попросил прощения. И в то же время благодарность им за одно, за другое, третье. За вовремя оказанную помощь, за сказанное слово в поддержку, за надежно подставленное плечо, за добрый и умный совет и т.д. А родителям так и вообще сердечная благодарность за сам факт своего рождения! Вспоминая все это, испытываешь и светлые чувства, и грустные. Чем не катарсис?!
В этом же контексте мне вот что еще вспоминается. Хорошо помню, каким ошеломляющим было для меня в раннем детстве открытие, что я – такой хороший, умный, красивый (сейчас немного ерничаю) — появился на этот свет только потому, что когда-то Лидия Подвойская и Яков Подвойский поженились. А если бы – нет?! Они-то были бы сами по себе, но меня, меня — такого! — вообще не было бы! Для ребенка это было, скажу я вам, ОТКРЫТИЕ уровня теории относительности Эйнштейна! После такого личного открытия своих родителей нельзя не любить в принципе!
Но и это еще не все. Когда почти 40 лет назад у меня родилась дочь Наташа, то через некоторое время я зарифмовал следующее обращение к ней:
Спасибо, милая, ведь после твоего рожденья
Буквально с самых первых дней,
Познав родительские неизбежные волненья,
Своих родителей я стал любить сильней!
…После смерти брата Александра (2013 г.) я каждый год стараюсь приезжать к этому дню в Красную Гору – в очередной раз катарсис пережить. В этом году удалось приехать не в день Радоницы, а на три дня раньше. На кладбище в Ширках традиционную работу по приведению могил моих родителей, брата и дедушки (по матери) и других родных и родственников в порядок проделали племянницы Жанна и Ирина, старший внучатый племянник Женя, зять Сергей (муж младшей племянницы), жена брата Людмила Ивановна (прошло 10 лет после его смерти, а я ни за глаза, ни, тем более, в глаза ни разу не назвал ее вдовой – для меня она навсегда просто жена брата). Зная, что 25 апреля сделать это было бы чуть сложнее, мы с ней накануне Радоницы спокойно, не торопясь, обошли много могил родственников, друзей, знакомых на ширковском кладбище. Поклонились их памяти, помолчали, погрустили, а иногда даже с улыбкой повспоминали некоторые ситуации из их жизни во время нашего общения с ними.
В день Радоницы кладбище приобретает своеобразную эстетическую красоту: к этому дню весь естественно образующийся мусор убран, все чистенько, аккуратно: оградки покрашены, на крестах и памятниках полотенца, все могилы убраны, покрыты скатертями, везде цветы и живые, и чисто кладбищенские. Люди нарядно одеты. На их лицах естественная грусть об умерших родных и близких людях. И такая же естественная радость от встречи с живыми. Многие приезжают издалека (как я, к примеру, из Астрахани) и приходят на это «место встречи, которое изменить нельзя». В этот день есть возможность встретиться с друзьями и знакомыми, с которыми в течение года, а то и не одного, не виделся, что придает этому дню особую значимость еще и с этой стороны. Люди обмениваются информацией о своем сегодняшнем житии-бытии, о здоровье, о делах и проблемах насущных, о детях и внуках, а также делятся немудреными новостями, примерными житейскими планами на будущее.
Но все равно в этот день обстановка, или, можно сказать, аура здесь, на кладбище, особая – порой на губах улыбка, а в глазах боль и грусть, независимо от времени, когда ушли в мир иной родные и близкие. Грусть при этом может быть и светлой, но все же… А если уход близкого человека произошел не так давно, то и говорить нечего, насколько это остро переживается.
…Моих родителей не стало уже чуть более 35 лет назад. Но прихожу сюда, и память сразу же «опрокидывает» меня в те горестные дни, которые все равно в памяти живут, где-то глубоко в подсознании, а в этот день оживают. Посмотрю на лица родителей на памятниках и как бы читаю в их глазах немой вопрос: «Как ты, сынок, все ли у тебя хорошо?». И брат как бы спрашивает: «Как дела, братишка?». Я уже как-то приводил мысль Анны Ахматовой о том, что глаза умерших смотрят с портретов на нас, живых, иначе, чем при жизни…. Каждый раз в этот день убеждаюсь в ее правоте.
Рядом с могилами родителей растут высокие березы – чистый, светлый и трогательный символ России. Несколько лет назад после очередной Радоницы у меня сложились такие строки:
На могилах у родителей березы,
Мне дороже в мире нет берез.
Вспомню их, и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
Ну, сложились и сложились эти строки. Я тогда не придал этому особого значения. После этого прошло некоторое время. Как-то, будучи в Красной Горе, взял с полки книгу «Лирика 1950-х годов», купленную мною в Хабаровске в 1978 году во время службы в армии. И каково же было мое удивление, когда я увидел стихотворение Николая Рубцова, в котором есть строки:
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез,
Вспомню их – и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
Честно говоря, до сих пор ни понять, ни объяснить не могу, что произошло: то ли я, независимо от Рубцова, так срифмовал эти строки, то ли когда-то прочитал у него и забыл, а потом откуда-то из подсознания эта рифма у меня и всплыла? Возможны два эти варианта, но никак не плагиат (от лат. plagiatus «похищенный» — это умышленное присвоение авторства) – в этом я могу уверять стопроцентно!
Все мы, взрослые, хорошо знаем, какие мысли невольно возникают у каждого во время посещения кладбища, но, как правило, не озвучиваем их. И, следует заметить, не только в эти минуты возникают такие мысли. Как-то я шел на берег Волги и, подходя к набережной, увидел разбросанные на земле цветы. Практически сразу же сложилась рифма: «Как грустно видеть на земле цветы, пронзает мысль: придет черёд – вот так и ты…».
…Катарсис катарсисом, но для меня день 25 апреля сего года оказался эмоционально очень насыщенным и даже тяжелым. Побывал на четырех кладбищах, поклонился праху и родственников, и друзей, и знакомых. Так, в Ширках посетил могилы дяди Григория Григорьевича Подвойского и тети Анастасии Павловны, двоюродного брата Ивана Васильевича Подвойского и его жены Екатерины, Леонида Кузьмича Борисенко – кума и друга брата Александра, да и моего доброго знакомого; двоюродной тети Лидии Степановны Островской и Марии Дмитриевны – жены моего троюродного брата Леонида Николаевича Мельникова. А так же могилы друзей Насветниковых: Миши, Жени, Саши; друзей и одноклассников Саши Дробкова и Васи Рожкова.
В последние годы всегда бываю на кладбище рядом с дорогой на Новозыбков. Там погрустил у могил близких друзей — Саши Полозова; Юры и Тони Богдановых. Пообщался с их сыновьями – Андреем и Максимом. Поздравил Максима с хорошим выступлением на передаче у Малахова. Подходил и к могилам своих одноклассников Толи и Ани Зименок.
Не мог не побывать на кладбище на Заполонке – там могилы моих очень близких друзей: Александра Андреевича Хандожко, его жены Надежды Федоровны и сына Андрея. Слов нет, как мне не хватает Саши Красного — друга прекрасного, когда приезжаю в Красную Гору!
На старом кладбище, как всегда, грустно помолчал на могиле моего старшего друга Николая Васильевич Запецкого и его сына Саши. Постоял у могил Андрея Федоровича и Зинаиды Филимоновны Хандожко, в дом и большую семью которых был вхож. Впервые был на могиле Ольги Михайловны Хуторцовой. Помню, что именно благодаря ей я в 1972 году в связи с празднованием 50-летия образования СССР выступал по районному радио (она была редактором) и рассказывал, какие книги писателей братских республик я к тому времени прочитал.
Здесь перечислены далеко не все фамилии близких и просто знакомых, на могилах которых я побывал в эти дни.
Как-то символично получилось, что именно в Год педагога и наставника я впервые и, честно говоря, случайно оказался у могил моих учителей Тамары Петровны Крупени и Николая Харитоновича Майорова. С некоторым удивлением обнаружил, что я уже прожил больше их — Тамара Петровна ушла в мир иной в возрасте 70 лет, а Николай Харитонович и вообще в 59. Хорошо их помню и всегда вспоминаю с благодарностью. На памятнике Николаю Харитоновичу обратил внимание на текст: «Ты был любимым человеком, прекрасным педагогом, оставившим свой след в сердцах людей». Оказалось, что его придумала наш главред Елена Петровна Севрюк, тоже благодарная ученица его и соседка в юные годы по дому. Согласен полностью!
Разумеется, что, посещая эти и другие могилы, я как раз и испытывал те противоречивые чувства, о которых писал выше и попытался объяснить их с помощью слов «послевкусие» и «катарсис».
Фото с сайта: ptoday.ru/
