«Храни вас Бог», – соседка вслед шептала

Знакомьтесь, Александр Иванович Хлам (на снимке), наш земляк, уроженец д. Морозовки. Многое в жизни испытал и повидал. В три года остался круглым сиротой. Его отец Иван Моисеевич после тяжёлого ранения в 1943 году на Соже при освобождении Белоруссии умер в Туле, в госпитале.

Там и похоронен на Всесвятском кладбище. Мать Татьяна Филипповна, когда получила похоронку, «сильно тосканула», как говорила его бабушка, да и ушла вслед за мужем. Осталось четверо детей, мал мала меньше! Анна, 1935 г.р., Антонина, 1937 г.р., он сам, 1941 г.р., и совсем кроха, младшая сестра Мария, которая родилась в 1943 году. Но из своего дома никуда не пошли, всех доглядывала бабушка Матрёна. Отчество её запамятовал, а год рождения знает до сих пор – 1888-й. Осталась у них и корова-кормилица, помнит, как пасли её сызмальства. Бывало, сварит бабушка чугунок картошки, поделит всем по две. Потом завернёт его в платок и понесёт в Задёрки и Козловку: племянников кормить. Те тоже одни остались, и за ними приглядывала. И так каждый день. Женщины нашей России! Великие труженицы, всё вынесли они на своих плечах, всё вытерпели: войну, голод, разруху. Это наши с вами мамы и бабушки. Мы перед ними в неоплатном долгу. Это не то, как сейчас: какой маникюр выбрать, это тяжёлый труд, это настоящее, тёплое, родное. То, что всегда с тобой.

В 1946 году бабушка отдаёт его вместе с сестрой Марией в детский дом села Колюды. 12 лет он был его воспитанником. Детдом оставил такие сильные впечатления, что Александр Иванович посвятил ему большое стихотворение. В нашей беседе в редакции газеты он тоже не мог сдержать эмоций, даже прослезился. Это и неудивительно! Для 126-ти своих воспитанников детдом стал буквально спасением. Сколько после войны было сирот, и всех старались обогреть.

Из рассказа А.И. Хлама: «Детский дом сначала был колхозный. Жили в бывшем поповском доме, спали по четыре человека на кроватях, стол в коридоре. Когда детдом стал государственным, стало получше, построили новый большой коридор, в общем, благоустроили. Директором у нас был Арсентий Филиппович Картышов из Колюдов. Сам учитель, фронтовик — полковая разведка. Замечательный человек и настоящий директор! (От автора: голос его срывается и дрожит). К нему я приезжал после работы на Цейлоне. Запомнил воспитателя Дудареву, учителя русского языка и литературы завуча Анну Сковородникову. Работала и семья Ивана Ильича и Марии Васильевны Рубан. Немецкий язык вёл Иван Андреевич Чувичко, математику – Николай Иванович, тоже бывший фронтовик-артиллерист, шесть часов без перерыва стрелявший по Берлину. Учителем была и его супруга Агафья. Всем им я очень благодарен. Помню, как с удовольствием занимался фотоделом, как по выходным иногда отпускали домой, и все ждали кусочек хлеба – 200 г, который выдавали каждому на руки. А мы несли его домой, родным. Не забуду, как шёл в Морозовку через Кустовку. Налево был большой сад. Так всё это и стоит перед глазами. Оттуда начался мой путь во взрослую жизнь».

Александр Иванович закончил Уфимский нефтяной институт и почти 40 лет трудился в этой отрасли, работал даже  на Цейлоне. Потом обосновался в Белоруссии, в г. Речице. На пенсии стал внештатным преподавателем управления по подготовке и повышению квалификации кадров объединения «Белоруснефть». Любит поэзию, часто цитирует Пушкина, Есенина. Сам пишет. У него свой неповторимый поэтический микромир, философско-лирический, с мудростью и радостью восприятия бытия.

Часто вспоминает малую родину, это находит отражение  в его стихах, которые публикуются в Речицкой районной газете «Дняпровец». Сегодня с поэтическим творчеством А.И. Хлама мы знакомим и наших читателей.

ДЕТСКИИ  ДОМ

 

Я помню голод и нужду

В послевоенные годочки.

Война забрала мать, отца,

Оставив сына да три дочки.

 

Старшей дочке восемь лет,

А младшую качали в люльке,

И то, что живы мы остались,

Обязаны родной бабульке.

 

Мы были малыми тогда

И толком этого не понимали.

Я помню только: все соседи

Сиротами нас называли.

 

В один из тёплых летних дней

Бабуля так сказала нам:

«Уж не хватает сил моих,

В детдом я вас отдам».

 

Красногорский район после войны –

В нём сирот было очень много.

Решили всех собрать в детдом,

Знать, нам туда дорога.

 

Вокруг нас шепчутся соседи,

Как в ожидании беды,

Везут ведь нас в детдом сегодня,

В село большое, в Колюды.

 

И, не смотря на ту жару,

Лишь на показ соседям,

Бабуля одевала нас,

Как будто к северным медведям.

 

Обув на ноги лапти нам,

Хорошие, не рваные,

Ну, а одежда, что на нас,

Была вся её тканая.

 

Штаны, рубашка из холста

И платье на сестрёнке,

А цвета блеклого они,

Ну как сейчас «варёнки».

 

Вот усадили нас в телегу,

Свисают ноги меж жердей.

Ну, будьте счастливы в дорогу

Да не гоните лошадей.

 

Соседка старенькая очень,

Шепча под нос: «Храни вас Бог»,

Крестила вслед слабой рукою,

Пока я видеть её мог.

 

Мы едем медленно по лесу,

И, отвернувши чуть от нас,

Бабуля наша почему-то

Глотала слёзы, словно квас.

 

Открыв громадные ворота,

Впустили нас, закончен путь.

Вопросов много: чей ты, откуда?

Я еле понял всю их суть.

 

«Я из Морозовки – деревня

Такая есть она вон там.

А чей я есть, я сам не знаю,

Пусть бабушка ответит вам».

 

Я помню всё до мелочей:

Я был в лаптях, в онучах.

Бабуля, плача, мне сказала:

«Останься здесь мой внучек».

 

Что в памяти моей сидит

Гвоздём, забитым до головки, –

Забор высокий, наш детдом

И рядом церковь на пригорке.

 

Забор высокий –  не достать.

Хоть прыгай сгоряча.

Мой рост тогда всего метр пять,

Сестрёнка мне лишь до плеча.

 

Да, вырос я в этом детдоме,

Мне не забыть его в мой век.

В семье большой, но очень дружной,

Считай в сто двадцать человек.

 

Класс десятый – прощай школа,

Детство кончилось у нас.

Разлетимся мы по свету,

Не увижу больше вас.

 

Где вы теперь, мои коллеги.

По жизни детской не простой,

Я побывал в нашем детдоме

Полуразрушен он – пустой,

 

Нет окон в доме, нет заборов,

Что окружали нас когда-то

Уж всё бурьяном заросло,

Деревьев стало маловато.

 

Не слышно ржание коней,

Их было три разных мастей.

Не слышно детских голосов

И лая наших верных псов.

 

Я помню речку Дороговшу,

Наш детский дом на правом берегу,

Но вот ребят уж многих поимённо

Как не стараюсь, вспомнить не могу.

 

Истоком жизни было детство.

У речек многих – это ручеёк.

Я помню место, где я вырос,

Как от него я не был бы далёк.

 

Я б отдал многое сейчас

Чтоб возвратиться, хоть на час

В тот быт, в наш детский дом,

Ведь вырос я, считайте в нём.

 

А вывод из всего сейчас

Я делаю совсем простой:

Не дай Бог стать кому-то

С детства круглой сиротой.

 

ПОДПАСОК

 

Что в будущем? Гипотезы наперебой…

Легко в прогнозах этих ошибиться…

А то, что в детстве пережито мной,

Мне по ночам частенько снится.

 

Деревенька в одну улицу,

Не больше ста дворов,

Где по ночам будило нас

Протяжное мычание коров.

 

Коров на выпас гнал пастух,

Стреляя кнутом громко.

Как щеголял. Ох, этот кнут…

И прибавляла ход бурёнка.

 

Подпасок сонно рядом брёл.

Ему б поспать ещё немножко,

Но ведь у каждого своя судьба.

Своя тропа-дорожка.

 

Обед подпасок в сумке нёс:

Кусочек хлеба, ломтик сала.

Рубашка длинная на нём

Ниже колен свисала.

 

Штанишки – рвань и босиком…

Мы летом обувь не носили.

Откуда обувь – лето коль…

Об этом взрослые нам говорили.

 

На голове пилотка со звездой –

Она была ему великовата.

Он чисто поправлял её рукой,

Нам повторяя, что пилотка брата.

 

Но мы-то знали, что на свете он один.

Его семью война проклятая забрала.

Отец погиб, а мать эсэсовцы сожгли.

Про брата старшего ему соседушка соврала…